«Ржавая жесть — так в России относятся к пропавшим людям»

25 мая, в Международный день пропавших детей, на одной из площадей ВДНХ появилась гнетущая инсталляция. Она представляет собой карту России, сшитую из кусков проржавевшей жести. Некоторые регионы заполнены портретами детей, так и не вернувшихся домой. Инсталляцию обрамляет фотовыставка. Снимки поэтапно изображают поисковые операции, которые проводят добровольцы поисково-спасательного отряда «Лиза Алерт».

— Почему мы сделали карту из ржавой жести? Это отражает то, как в России относятся к проблеме пропажи людей, — говорит председатель «Лизы Алерт» Григорий Сергеев. — Ежедневно по всей стране теряются десятки детей и стариков. Это цифры, сопоставимые с количеством погибших на дорогах. Но количество бюджетных средств у МВД и МЧС, которые выделяются на поиски, ничтожно мало по сравнению с масштабом проблемы.

(Всего 7 фото)

Толчком к созданию «Лизы Алерт» послужил нашумевший случай исчезновения пятилетней Лизы Фомкиной и ее тети в сентябре 2010 года. Их тела в подмосковном лесу обнаружили добровольцы, а не спецслужбы, и только на десятый день поисков.

В тот момент в России культура добровольческой деятельности находилась в зачаточном состоянии. Но после случившегося произошел настоящий бум. Тысячи людей стали принимать участие в поисках. Впрочем, через пару лет всплеск угас. Сейчас ряды добровольцев пополняются в основном уже после того, как несчастье произошло. По сути, каждый из 39 региональных отрядов «Лизы Алерт» создан на трагедии — погибшем ребенке.

Григорий Сергеев — один из тех, кто стоял у истоков этой организации.

­— Летом 2010 года я увидел в интернете объявление: в лесу около поселка Черноголовка потерялся мальчик, нужна помощь добровольцев. Мы с другом поехали. Правда, не думали, что сумеем принести ощутимую пользу. Опыта у нас никакого не было, а поисками, как мы считали, уже занимаются профессионалы. Но на месте мы увидели совсем другую картину. Стояла машина МЧС, около нее курил один эмчеэсовец. Он наблюдал, как работает группа волонтеров, человек 20.

— То есть мальчика искали только гражданские?

— Причем все были уставшие, после работы. Никто толком не понимал, как нужно действовать. Поиски шли четвертые сутки, последняя группа добровольцев работала в лесу уже часов 8-10, прежде чем ребенка нашли. Первого сотрудника спецслужб мы увидели, когда один из добровольцев привез на квадроцикле доктора МЧС, чтобы он осмотрел мальчика. Когда ехали домой, услышали по радио сообщение: «Отряд МЧС обнаружил в лесу пропавшего мальчика. В поисках приняли участие столько-то человек личного состава». Это вызвало злость.

— Лизу Фомкину вы тоже искали?

— Да. Тогда полиция была реально задействована, но она работала неэффективно. Как оказалось, пять первых дней они искали совсем не в том районе, где потерялись девочка и ее тетя. В последнюю ночь работала группа из 300 волонтеров. Лиза умерла на девятый день после пропажи, мы опоздали на сутки. Стало ясно, что с этим надо что-то делать, на госслужбы надеяться не стоит. Мы решили создать площадку, которая объединила бы добровольцев. Через месяц заработал сайт, где мы объявили о создании поискового отряда «Лиза Алерт». Поначалу у нас было очень мало оборудования, а сейчас имеется и вездеход для поисков в непролазных местах, и горячая линия. Все, что касается приема и обработки заявок и координаций поисков, ведется через нее. При этом «Билайн» ее постоянно дополняет новыми сервисами, чтобы это был полноценный колл-центр.

— Вы ведь ведете статистику поисков?

— За 2016 год мы нашли живыми чуть меньше 5 тысяч человек. Около 800 найдены погибшими, примерно столько же до сих пор числятся пропавшими без вести, но их поиски не прекращаются. При этом статистика ухудшается по мере увеличения числа регионов в нашей системе. В новых субъектах взаимодействие еще не отлажено, информацию о пропаже человека не удается получать так быстро, как хотелось бы.

— Качественные сдвиги в работе спецслужб замечаете?

— Вы знаете, со временем я понял, что государство в принципе самостоятельно не может ничего противопоставить этой проблеме. Нельзя же держать в резерве огромное количество людей, которое нужно для поисковых мероприятий. Ведь они востребованы не каждый день. Дело тут в другом. Практически каждый раз, когда мы выезжаем на оперативный поиск, нам приходится раскачивать местные службы. Часто они действуют вразнобой: дублируют работу друг друга, а важных аспектов не касаются.

— Например?

— Скажем, человек потерялся в лесу с работающим мобильником. Он звонит в службу 112 и сообщает, что заблудился. 112 рассылает эту информацию всем профильным службам. И что же они делают? Правильно, наперебой звонят потеряшке, спрашивают, что он видит, где проходил, и сажают ему телефон.

— Подождите, а разве нельзя отследить местоположение телефона через сеть GSM?

— Теоретически — да, но, пока мы будем ждать эти данные, человек уже может погибнуть. По российским законам оператор может предоставить информацию, где находится телефон, только в рамках уголовного дела. Суперскорость, которую органы могут развить, открывая уголовное дело, — это сутки. Сутки с момента заявления об исчезновении человека. Но это один случай на тысячу. Хорошо еще, что по распоряжению Бастрыкина (председатель Следственного комитета РФ. — Прим. ред.) если речь идет о пропаже малолетнего, то уголовное дело открывается довольно быстро. Но все-таки недостаточно быстро - в течение ближайших суток. При том что успешность поиска снижается с каждым часов промедления. А если пропал взрослый, то только в том случае, когда следователь усматривает криминальную версию. Вот и получается, что живем мы в XXI веке, но вынуждены обходиться средствами XIX века.

— Что вы имеете в виду?

— Самый яркий пример — ориентировки. Это очень эффективное средство. Более 40 процентов людей, потерявшихся в городе, находятся по ориентировкам. Но ведь бумага — это прошлый век. В городе столько средств для немедленного распространения информации вроде электронных табло в общественном транспорте, но они не используются в должной мере. Система инертна.

— Вы пытались изменить ситуацию?

— Конечно. Мы обивали пороги высоких кабинетов, убеждали, что принципы поиска пропавших людей нужно менять, необходимо задействовать все современные средства. Нам кивали, но ничего не предпринимали.

— Неужели все настолько печально?

— Понемногу дело все-таки сдвигается с мертвой точки. Недавно при поддержке Агентства стратегических инициатив мы представили концепцию создания единого Центра поиска пропавших людей, который должен стать мостом между добровольческими организациями и силовыми структурами. Это своего рода штаб, который будет заниматься координацией поисков, разработкой методик, а также обучением волонтеров. Когда Центр будет создан, надеюсь, мы наконец заговорим со спецслужбами на одном языке.

Смотрите также: Правила поведения при урагане: на улице, в транспорте и в помещении