Пакистан: Мы много о нем знаем? (13 часть)

Продолжаем рассказ жж-юзера se-boy об увлекательнейшем путешествии в Пакистан: Многие спрашивают, чем Восток лучше Запада. Спрашивают, почему не езжу по Европе, например, а все больше в Азию. Говорить, что лучше, а что хуже, наверное, неуместно. Кто-то приведет аргументы за Европу, кто-то за Азию, и все окажутся правыми. Однако одно есть одно сравнение, которое кажется правильным.

В цивилизованных странах, когда даже просто идешь по улицам, невозможно отделаться от впечатления, что ты в музее. Памятники архитектуры охраняются, культурное наследие бережется. Это, безусловно, замечательно, но в то же время парфеноны, ватиканы и альгамбры – будто законсервированные. Нецивилизованная Азия более чем жива. Живы ее скульптуры и барельефы, потому что во многих странах они до сих пор часть мифа, а не истории. А то, что утратило ценность, те памятники и божества, что стали идолами, вынуждены выживать. Слово «ЮНЕСКО» в Пакистане мало кто слышал.

Если хочешь увидеть льва, надо ехать в Африку, а не в зоопарк. Естественная среда не сравнится с большой и просторной резервацией, тем более с клеткой. Бабочку лучше лицезреть живьем, а не под стеклом. То же и здесь. Разумеется, это лишь одна из причин, по которой Азия мне интереснее.

Предыдущие части: часть 1, часть 2, часть 3 , часть 4, часть 5, часть 6, часть 7, 8 часть, 9 часть, 10 часть, 11 часть и 12 часть.

Убийственно монотонное шоссе наконец привело в Гилгит – административный центр агентства Гилгит-Балтистан. Город интересен историческими памятниками и тосклив пакистанским образом жизни, но на фиг, на фиг. Возможность помыться на первом месте. В гостинице, разумеется, горячей воды нет, ее дают только по вечерам, однако хозяин идет навстречу, потому что постояльцев совсем немного, а внешний вид наш… В общем, в Москве первый же господин полицейский с радостью загреб бы нас в отделение.

Пытаюсь представить, сколько раз придется намылиться, чтобы смыть девятидневные грязь, пыль и пот. Возникла мысль сфотографироваться на память хотя бы по пояс обнаженным, однако сил хватило только достать фотоаппарат. Ем непомытый урюк (ой понос, понос, не понось меня), лежу на кровати, и единственные магические слова, которые могут оторвать от этого занятия, «душ свободен». Пока же он занят Ксюшей. Фотографические способности редуцировались к простому нажатию на кнопку, поэтому из эротики только мои ноги цвета авгиевых конюшен. По ним судить о чистоте остального туловища нетрудно.

В итоге в душе я простоял более получаса и намыливался четыре раза по полной программе. Жаль, кафель в ванной был не белого цвета.

***

Собственно, сам Гилгит навевает тоску. Он пыльный, серый, низкой застройки с неизбежным обилием бородатых мужчин на улицах. Причем примерно у каждого первого под кроватью автомат Калашникова – тут нередки столкновения суннитов с шиитами. Бродишь по улицам, и складывается ощущение, что жители поголовно торговцы, а культура, если и была, то ушла куда-то на задворки.
В буклетах часто фигурирует символ города – горный тур или козел на фоне пышной зелени. Может, не тот козел попался, но зеленью тут и не пахло.

Культура есть, надо только знать, где искать. Времени на посмотреть было в обрез, отдыхать хотелось сильно и ехать надо было дальше, поэтому мы отправились к вырезанному в скале силуэту Будды в Карга (10 км от Гилгита), да прошвырнулись по лавкам, где удалось купить кое-что по мелочи, в том числе карты региона, и подержать в руках настоящий кашемир (стоимость платочка – одна тысяча долларов, ибо его ткут более года).

Тем разительнее был переход от истории к мифу. Джип трясся по разбитой дороге пригорода, пару раз нас останавливали военные патрули, которых в Гилгите и окрестностях много, и записывали номер машины. По одной из улиц ехать запретили. Наконец дорога кончилась, ее кусок смыло во время наводнения, и дальше мы пошли пешком.

Стоит немного вдаться в подробности, чтобы был понятен последовавший эффект. Деревня в пригороде Гилгита под названием Карга Нулла. Серая пыль. Узкие улицы. Жара. Пакистанцы в традиционных одеждах и редкие закутанные женщины… Все это насыщено так сильно исламской ортодоксальностью, что хочется наесться пакистанских сладостей – только их приторность (за что люблю их) и перешибет тоску от увиденного. А так можно брать карандаши, и, даже не будучи вовсе художником, создашь вполне вменяемую картину окружающей действительности.

Но вот деревня отступает на второй план. Скальный массив. Перед ним поляна. Тишина. В траве течет удивительный ручей с прозрачной водой красного цвета – взгляд все время возвращается к нему. На большой высоте на скале немного под углом, так что невозможно посмотреть на него прямо, Будда.

Он настолько выделяется из этой самой окружающей действительности и вместе с тем настолько к месту, что мозг не в состоянии переварить увиденное. Исламская и буддистская реальности далеки друг от друга, но время, и в большей степени пространство свели их здесь. Ислам, по крайней мере, если слепо и буквально следовать догматам (чего делать ни в коем случае нельзя), изначально отрицает возможность диалога, потому как «нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет пророк его». Буддизм значительно более открыт, и в свое время в нише для божества было пусто.

Ислам распространился в Кашмире лишь в XIV веке, буддизм же был с еще до нашей эры. Помимо этого, в Пригиндукушье существовало множество анимистических верований, есть предположение, что незадолго до прихода ислама в этой местности на короткое время воцарился индуизм. Так или иначе, но на скалах здесь можно найти петроглифы разных времен, причем в одной местности встречаются рисунки едва ли не эпохи неолита, которые соседствуют с согдийскими рисунками, с буддистскими, с исламскими, есть также несторианские кресты и даже еврейские надписи.

Кашмир был большим перекрестком в пространстве и времени, а обилие гор – Гиндукуш, Каракорум, Гималаи – служило хорошим ограничителем: очередная религия, распространившись в отдельно взятой долине, часто оставляла нетронутыми деревни за соседними хребтами. Говорят, в Восточном Гиндукуше до сих пор живут племена, которые исповедуют анимизм, и даже воинственные мусульмане, пытавшиеся обратить их в ислам огнем и мечом, ничего не смогли сделать.

Порою петроглифы разных времен вступают в противодействие друг с другом на одном куске камня. К примеру, более раннее изображение буддистской ступы подвергается нападению нарисованных позднее воинов, предположительно, мусульманских.

Мы сидели в траве и обсуждали с проводником, каким образом люди сумели высечь в скале рельефное изображение Будды на высоте более десяти метров. Видимо, на веревках спускались сверху, долбили в скале дыры (как? чем?), в которые затем вставляли балки, на которых, в свою очередь, делался настил, и вот так, поэтажно, и выдалбливали рельеф.

Впервые из европейцев этого Будду увидел и зарисовал Джон Бидделф, британский политический агент в Гилгите еще в 1880 году. Затем аналогичная зарисовка, датированная 1907 годом, встречается в описании венгерского исследователя Аурела Стейна. Все рисунки, равно как и последующие фотографии, передают изображение с искажением – чтобы посмотреть на него фронтально, нужен либо вертолет, либо надо построить вышку. Однако возможности Photoshop безграничны, я немного поколдовал, и получилось, как говорится, глаза в глаза (за шарп извиняйте).

Это одна из часто встречающихся канонических поз Будды. Правая рука выполняет абхайя-мудру, символизирующую защиту и устранение страхов, левая – скорее всего варада-мудру, жест благодеяния и ниспослания даров. Отличие, по которому можно определить, что скульпторы находились под влиянием гандхарской школы, – нечто вроде накидки за спиной. Первые изображения Будды появились именно в Гандхаре, испытавшей влияние греческих скульпторов, и обладали многими характерными чертами греческой скульптуры, в том числе одеждами.

Смотрел я на это, а в голове думались сами собой разные мысли. Например, этот Будда датируется VIII веком, то есть он возник тут за несколько сотен лет до прихода ислама. В исламе запрещено изображать пророка, поэтому мусульмане у любых иных божеств и идолов стирают лица. Так было обезображено изображение Будды, например, в долине Сват, когда ее заняли ортодоксальные талибы. Почему же здесь лицо уцелело? Может, ислам в этой местности не столь ортодоксален? Или же Будда как-то встроился (или его встроили) в мусульманский пантеон?

***

Ислам не столь радикален и догматичен, как мы привыкли думать, потребляя то, что нам подсовывают СМИ. Во-первых, соприкоснувшись с индуизмом, мусульмане позаимствовали в той или иной степени кастовую систему и множество других особенностей индуистской религии, причем иногда в более строгой, а то и вовсе вычурной форме, нежели в самой Индии.

Это тем более интересно в силу того, что христиане и иудеи, оказывается, стоят гораздо ближе к мусульманам, чем индуисты, ввиду монотеизма. Проводник рассказывал, что мусульманин имеет право взять в жены женщину-христианку или еврейку в случае перехода их в ислам, но категорически запрещено жениться на индуистках, так как многобожие в исламе считается идолопоклонничеством, и путь индуистам в ислам заказан. Что ни коим образом не мешало тысячам индуистов из неприкасаемых каст переходить в ислам и становиться таким образом полноценными людьми, да и смешанные браки были не редки.

Будучи долгое время в зоне влияния Тибетской империи, местный ислам испытал на себе влияние буддизма. А еще он приходил на почву, где цвели и пахли анимистические культы и шаманизм. Исследователей региона отмечают: исторически сложилось так, что на севере, то есть в Кашмире, большое значение имеет пласт верований, который сформировался в ходе доисламского развития и является дополнением к исламу.

Собственно, и ислам в регион пришел весьма интересный. Как известно, наиболее ортодоксальное направление его это суннизм, но в Кашмире он появился очень поздно. А до тех пор были распространены шиизм, в частности исмаилизм – течение, которое учит понимать Коран и обряды не в прямом, а переносном смысле, и отвергает большинство исламских догм. Эта более «гибкая» разновидность ислама сумела не только конкурировать с местными верованиями, но самое интересное, смогла отчасти признать их и отчасти вобрать в себя.

У Данте в «Божественной комедии» куда интереснее читать «Ад», нежели «Рай». То же и в случае произведений других авторов – ибо зло всегда искушает, и на этом строятся захватывающие сюжеты, а как только дело упирается в небеса, становится неимоверно скучно: белые одежды и райские сады ввергают в тоску, и рука сама тянется к яблоку. Можно это применить как-либо к религиям, судить не мне, но, например, тибетский буддизм, включил в пантеон множество божеств и духов, господствовавших до него на Тибетском плато. Добрые духи остались добрыми, злые – стали охранителями буддизма и нет-нет да и проявляют свою черную натуру.

Ислам в Кашмире также никому не позволил конкурировать с теми, кто в белом, и все доисламские божества и духи отправились прямиком в ад. Призраки – духи предков, охраняющие семьи и требующие жертвоприношений, были включены в разряд джиннов. И это очень интересно 🙂

Местные жители рассказывают о демонах гигантского роста, имеющих лишь один глаз в середине лба. Они живут в горах и ненавидят земледелие. Изгнанные из своих владений с момента обращения в ислам, одноглазые появляются по ночам, чтобы не давать покоя правоверным мусульманам.

Встраивать в систему приходилось и петроглифы.

Полумифический правитель Гилгита, один из родителей которого был сверхъестественного происхождения, владел всеми чистыми животными (то есть обитающими в горах). Однажды к нему пришел пророк (не Мухаммед). Однако правителю было жалко в честь прихода гостя закалывать козу, поэтому он убил свою собаку и предложил ее мясо пророку. Пророк обнаружил обман, вернул собаку к жизни и в наказание правителю передал всех животных в пользование людям. С тех пор этот полубожественный правитель в память о былом богатстве с грустью делает наскальные рисунки.

Рельефные фигуры Будды, вырезанные в скалах в этой местности, трактуются как изображения демонов, порою даже разнополых. И может случиться так, что фанатично верующие мусульмане вскоре их уничтожат.

Изображение Будды считается окаменевшим туловищем демона женщины. Она нападала на путников и съедала одну половину их. Одному могущественному волшебнику (его называют то шаманом, то мусульманским святым) удалось прибить ее гвоздями к скале, покуда он пел ей песню. Считается, что эта ведьма состояла в связи с нечистым мужского пола, который также был вмурован в скалу (видимо, еще одно изображение Будды). Этот мужчина совокуплялся с женщиной, протягивая к ней свой член через гору и долину.

Более чем странный ислам! А если учесть, что многие выше- и нижеперечисленные особенности были живы до недавнего времени и о них помнят до сих пор, то и вовсе удивительно становится. Жалеешь, что не знаешь местных наречий, чтобы узнать подробности из первых рук.

В ряде мест на севере Кашмира почитались женские божества, например в долине Астор, которую мы проезжали, когда ехали к Нанга Парбат, до конца XIX века существовал культ богини – покровительницы одного родового союза, имевший святилище в горах и жреца для жертвоприношений.
(Как правило, алтари были сложены из необтесанных камней и покрыты ветвями можжевельника, который считался священным деревом. Внешне алтари напоминали стены мани в Тибете.)

Возле горы Харамош (к северу от Гилгита) бытовала вера в женскую богиню, в жертвоприношениях для нее участвовали только женщины, и допускался лишь один мужчина-жрец, который убивал жертвенную козу. При этом он приближался к женщинам с непристойными жестами, а им разрешалось бить и мучить его.

Перечислять можно долго – зарубежные исследователи посвятили религиям Пригиндукушья объемные работы. В качестве последней странности ислама можно привести следующий факт, который показывает, что даже суннитские фанатики ничего не могли сделать с доисламскими верованиями. В том же княжестве Хунза на самом севере Пакистанского Кашмира до 1974 года существовала немусульманская теократическая монархия, что при исламе немыслимо в принципе.

Все это еще интересно и с точки зрения психологии. Попав первый раз в большие горы, я пытался понять, как люди, живущие в вертикальном мире и с отсутствием широкого горизонта, воспринимают окружающее, и в чем отличие их восприятие от нашего. Ведь такие условия должны накладывать отпечаток на все сферы жизни. Языковой барьер ранее не позволял вдаваться в столь тонкие материи, но в конце концов попалось любопытное описание, касающееся народности «шина», которая проживает в том числе в районе Нанга Парбат.

Горы закрывают вид на мировые просторы. Такой космологической картины, в которой, как в индийской традиции, фигурировали бы далекие континенты и омывающие их океаны, здесь не существует. И небо не занимает здесь воображение настолько, насколько у других народов – например, жителей степей. Горы в целом не считаются чем-то возвышенным или священным, они скорее подразделяются на зоны по признаку их чистоты.

Воплощением чистоты считаются вершины гор, особенно наиболее высокие и недоступные человеку. Чистыми являются скалы и расположенные на них альпийские луга. Рангом ниже считаются те части долины, где селится человек. Самые нечистые – ущелья и устья долин.

Соответственно подразделяется и все живое в этих местностях. Орлы, горные козы, можжевельник и высокогорные цветы считаются самыми чистыми и священными. С козою связан целый пласт очень любопытных верований, тогда как коровы во многих местах, равно как и крупный рогатый скот вообще, считаются нечистыми животными.

Коза дает молоко и наделяется в этом плане теми же чертами, что и кормящая мать. Но есть ряд особенностей. Например, часто происходило усыновление, чрезвычайно занимавшее умы. Оно считалось состоявшимся, если женщина давала грудь чужому ребенку. Так же можно было усыновить взрослого человека. Если женщина видела во сне, что она кого-либо таким образом усыновила, то она могла добиться того, что эта акция была совершена в действительности. Такое же требование, основываясь на сновидении, мог выдвинуть и мужчина.

В местных рассказах можно найти упоминания о том, как сказочные герои, ухитрялись спастись от демона-женщины только тем, что хватали и сосали ее грудь. И в наши дни рассказывают о женщинах, которые сумели избежать изнасилования, сунув грудь в рот насильника.

Соответственно, домашние животные, почитавшиеся священными (козы) и дающие человеку молоко, тем самым его усыновляют. Совместное питье козьего молока с мужчиной означает побратимство, а с женщиной – запрет вступать с ней в брак.

Вот я сижу и думаю: козье молоко я пил вместе с Ксюшей, проводником и носильщиками. Кому теперь я родственник?