«Я помню, как понял, что мы все оттуда не выйдем живыми»: воспоминания заложника «Норд-Оста»

15 лет назад случились трагические события на Дубровке в Москве. Группа террористов во главе с Мовсаром Бараевым взяла в заложники зрителей мюзикла «Норд-Ост» в здании Дома культуры ОАО «Московский подшипник». В течение почти трех суток они удерживали 916 заложников, требуя вывода федеральных войск из Чечни. Ранним утром 26 октября погасли прожекторы, освещавшие главный вход, и в здание начали закачивать усыпляющий газ. Через полтора часа представители ФСБ объявили, что в результате успешного штурма все террористы были убиты, а заложники освобождены. По официальным данным, погибло 130 заложников, более 700 были ранены.

Один из выживших в той трагедии — Алексей Кожевников. По просьбе блогера Сергея Учватова (его компания «Глобал Медиа Груп» занимается разработкой и раскруткой сайтов) он описал события тех дней и ответил на несколько вопросов. С разрешения автора БигПикча публикует этот пронзительный материал.

Фото: Дмитрий Коробейников / МИА «Россия сегодня»

Интервью с Алексеем

— Спустя 13 лет после трагических событий как часто вы вспоминаете октябрь 2002-го? Что лично для вас было самым сложным за эти дни?
— Вспоминаю… Сложно было не там, сложно было потом. Пришло понимание того, что мозги и память остались в том зале. Я потом три месяца проходил реабилитацию с курсом восстановления памяти.

— Как вели себя люди в зале?
— Люди в зале вели себя как стадо баранов, согнанных пастушьими собаками в кучу. Я вынес для себя одно понимание: если вам угрожают оружием, не будьте бараном. Примените оружие, направленное на вас, против любой собаки, что направила его на вас. Лучше погибнуть сразу, чем трястись и надеяться на чудо. Чудеса случаются, но крайне редко — зачем пассивно ждать чуда, когда все в ваших руках.

— Была паника или все переживалось стоически?
— Так как я вообще первые сутки думал, что все происходящее — это тупая шутка наших «одаренных телевизионщиков», то для меня этот вопрос некорректный… Как бы я отнесся к этой ситуации, если бы понимал, что нас действительно захватили? Тогда не знаю, сейчас бы попытался создать среди стада баранов-заложников панику. Только паника заставит стадо баранов затоптать волков и псов. Да, при этом кто-то из заложников безусловно погибнет, но у остальных будет значительно больше шансов выжить… В современности берут заложников не для того, чтобы их отпускать, а только для того, чтобы их убивать.

— О чем люди разговаривают в таких обстоятельствах? Или стараются не разговаривать вообще?
— В основном люди молчат. Вспоминают всех близких людей, плачут, вспоминают, что у них куча невыполненных обязательств… Говорить не всегда можно. Когда можно, то не факт, что захочется. В эти моменты идет мощнейшая работа со своей совестью, памятью, убеждениями… Очень сложно принять самого себя таким, какой ты есть. Именно по этой причине у людей идут сдвиги: они не находят в себе соответствия обстоятельствам, и у них слетает программа здравого смысла, а на ее место встает какая-то другая, не всегда основанная на логике. Когда же говорят, то говорят в основном только с целью выплеснуть свои переживания или успокоить товарищей по несчастью.

— Лично вы контактировали с террористами?
— Да.

— Пытались вступить с ними в какие-либо переговоры?
— А какой смысл? Что я мог им предложить? Переговоры возможны только в том случае, когда есть что предложить или можно хотя бы сделать вид, что можешь предложить… Так как мы знали требования террористов и я осознавал их невыполнимость, то вступать в переговоры было бы бредом. Представьте, что вы вступаете в переговоры с яйцом из холодильника перед тем, как его разбить и пустить на яичницу. Спросите у яйца — вступало ли оно в переговоры.

— Террористы делали какие-то послабления для заложников?
— Террористы не перегибали палку — вот и все послабление… Какие нафиг послабления? Выйти покурить? Покурить никого не выпускали! Сходить в туалет? Так это не послабление, а жизненная потребность, как и вода с едой. Да, нам давали пить и чуть-чуть есть… Но это не послабление — это всего лишь способ удержать стадо под контролем.

— Даже для детей не было послаблений?
— Насколько я помню, почти всех детей выпустили… Остальных детей (до 12 лет) в поле моего зрения не было, а тех, кто старше 12 лет, они и не признавали детьми, соответственно, послаблений не было.

— Насколько вы были осведомлены о намерениях властей? Какая-то информация о готовящемся штурме доходила?
— К сожалению, были осведомлены через телевизор, который нам специально включали. Также нам постоянно выкрикивали террористы какие-то новости со сцены… После тех событий я очень не люблю СМИ — средства массовой дезинформации и внедрения вредной информации. Не знаю, почему принято сокращение для прессы как СМИ. Это такое дерьмо, которое я брезгую смотреть после тех событий. При выписке из больницы я чуть не разбил камеру украинской съемочной группе, когда краем уха услышал их вопросы кому-то из выписываемых украинцев. Меня еле удержал брат.

— Помощь извне до вас доходила?
— Какая помощь? То, что себе приписывают разные политики, пытающиеся нажить себе политический капитал? Из реальной помощи был приход Рошаля, эмоциональный подъем был… Вот реальное послабление от террористов: то, что запустили в зал Рошаля. А потом мы увидели по телевизору, что он вышел живым из здания. Кобзона не помню, скорее всего, его просто не пускали в зал. Но то, что он вывел детей, уже хорошо. Остальная помощь? Насколько я понимаю, питались мы запасами буфета, а не какими-то абстрактными передачками политиков-переговорщиков.

— Как вы оцениваете действия властей?
— Там было, конечно, непонимание. Но потом пришло осознание того, что это единственно правильный путь… С террористами нельзя вести переговоры — их надо уничтожать, независимо от того, кто они — банда с масками на лицах или группа политиков с мировыми именами. Всегда надо действовать по совести, но крайне жестко.

— Считаете, что штурм с применением газа был оправданным?
— Безусловно оправданным, иначе мы бы с вами не общались. То, что я очнулся в больнице, уже чудо, так как должен был быть разорванным на тысячи кусков неизбежным взрывом. В зале находились около 20 человек, способных активировать детонаторы, взрывчатка была развешена и прикреплена таким образом, что шансов выжить было НОЛЬ.

— После освобождения с вами общался кто-либо из представителей власти?
— На хрена мне с ними общаться? Моей маме достаточно было пообщаться с Валентиной Матвиенко, которая заявила, что при штурме никто из заложников не пострадал, а через пять минут после ее ухода начали вывешивать списки выживших. И было озвучено, что более 100 человек погибло. Мама меня не могла найти ни в одном списке живых. Представляете? Сомневаюсь… Я не представляю. Я не люблю всех политиков — это грязные люди, без совести. Других среди них не бывает. Просто одни лезут в грязь ради личных амбиций, а другие просто настолько измазаны дерьмом своих дел, что рассмотреть их благие намерения совершенно невозможно. Повторюсь, тот, кто принял решение о штурме, принял абсолютно правильное решение. Иначе жертвами были бы все заложники.

— По вашему мнению, ситуация в стране стала более безопасной с точки зрения террористических угроз?
— Учитывая, сколько журналюг и писак крутится вокруг этой темы, то какие-то силы еще заинтересованы в расшатывании политической и террористической ситуации внутри России. Пока есть ублюдки, измазанные целями разделения общества, будут и террористы.

— Считаете ли вы правильным, что тему «Норд-Оста» в СМИ замалчивают и стараются не вспоминать?
— Никто эту тему не замалчивает. У меня раза два в год пытаются разные люди брать «интервью пострадавшего»… Большинство не устраивает, что я считаю действия властей оправданными. Большинству нужна желтизна и политический компромат на действующие власти России. Поэтому они выискивают несчастных родственников погибших, раскачивают их на громкие заявления о том, что власти убили их детей, жен, братьев, а потом всячески пытаются показать запретность их публикуемых материалов. Хотя, насколько я понимаю, никто им не мешает и не запрещает… Не далее чем вчера я специально посмотрел, что высвечивается в интернете на поиск «Норд-Ост»… Очень много всякой @#$!$ (ерунды) с подписями «запрещенное в России видео», «запрещенное в России интервью»… Если бы это было действительно так, то поверьте, мы с вами не смогли бы найти это ни в «Яндексе», ни в «Гугле». Все поисковики очень тесно сотрудничают с властями стран, в которых они работают, и пытаются убирать все запретные темы.

— Есть мнение, что «Норд-Ост» — это позор для России. В том смысле, что должного расследования обстоятельств теракта не было проведено. Вы согласны с этим?
— «Норд-Ост» — это позор допустивших развал нашей страны. Допустивших то, что началось после развала централизованной власти в России. Тех, кто не пресек чеченский сепаратизм на самом корню в 1991-1992. Кто, имея данные о том, что происходит в Чечне, просто зарабатывал на этом деньги. Это позор агитаторов за развал СССР, потом агитаторов за развал России 1990-х…

Смотрите также: История захвата заложников, после которого появился термин «стокгольмский синдром»