Смотрите
BigPicture ➤ жесть ➤ Жизнь в индийской секте, которая до сих пор делает женское обрезание
Жизнь в индийской секте, которая до сих пор делает женское обрезание
0
Когда Билкис говорит об обрезании у своей дочери, она снова и снова возвращается к своим чувствам, иногда повторяя одни и те же фразы. Хрупкая 50-летняя женщина, врач по профессии, выступает в защиту процедуры, известной в ее маленькой, но богатой шиитской мусульманской общине в Индии как женское обрезание. Она говорит, что это «всего лишь маленький надрез, никакого вреда». Тем не менее она испытывает сожаление и вину за то, что заставила свою дочь пройти через операцию, которую ООН официально считает нарушением прав женщин.
«В этом правда нет ничего страшного, и это ничего не меняет», — повторяет Билкис. Женщина попросила об анонимности, назвав только свое духовное имя, из-за личного характера информации. Она добавляет: «Я не сомневаюсь, что это не помогает… если бы сейчас у меня была младшая дочь, я бы ни за что не сделала ей обрезание».
«Наша община очень чиста, если сравнивать с другими людьми, и мы обязаны сохранить ее такой, — заявил Сиедна Муффадал Сайфуддин на недавнем собрании общины в Мумбае. — Мужчины должны делать это, и даже женщины должны делать это».
Активисты говорят, что нельзя сравнивать одно с другим, поскольку есть достаточно научных доказательств того, что мужское обрезание благотворно влияет на здоровье.
«Это ужасно, это отвратительно, что эти абсолютно естественные ощущения выдаются за что-то грязное. Вина за собственную сексуальность всегда в нашем сознании… Я не сержусь на мать. Я злюсь на мужчин, которые придумывают такие правила».
Ее детство было намного либеральнее, чем большинство индийских девочек могло мечтать. Ее отец никогда не заставлял ее одеваться или вести себя определенным образом. Мать была гораздо молчаливее, но тоже никогда не заставляла дочь принимать традиционные женские роли. Билкис даже не заходила на кухню. «Когда я вышла замуж, я едва могла сварить яйцо или заварить чай», — вспоминает женщина. Ей сделали обрезание в детстве, но у нее остались об этом лишь смутные воспоминания. Это не было ни травматичным, ни болезненным опытом для нее, как она утверждает, и никак не повлияло негативным образом на ее половую жизнь.
Тем не менее, как врач, она знает, что обрезание у маленькой девочки, которое зачастую делают повивальные бабки или старшие женщины из общины Бохра, может быть травматичным. Она вспоминает, что как-то к ней привели девочку, которой сделали слишком глубокий надрез, чтобы Билкис прижгла ей кровяные сосуды. У нее нет религиозного разрешения для того, чтобы делать обрезание. Но в прошлом она выдавала сертификаты об обрезании женщинам вне общины Бохра, которые хотели выйти замуж за человека из ее общины, даже если они никогда не проходили через эту процедуру.
Она рассказывает своим пациентам-женщинам, что обрезание не дает никаких преимуществ и несет в себе только риск. Однако к тому моменту, когда они к ней обращаются со своими матерями или свекровями, обычно они уже приняли решение его сделать. Пятнадцать лет назад она думала так же и не испытывала никаких сомнений. Она говорит, что действовала из чувства религиозного долга.
Билкис сказала своей дочери Самине, что сделает ей небольшой укол. Медсестра срезала тонкий кусочек кожи. Девочка не плакала, говорит Билкис. Она вспоминает, как думала, что одна социальная веха пройдена и что с одной из обязанностей она справилась.
Самина, которой сейчас 22 года, — студентка последних курсов одного из университетов Лиги плюща в США. У нее еще не было секса, что не редкость для девушек ее возраста в Индии. Но, как и ее мать, она говорит об этом без стеснения, которое характерно для большинства индийских девушек. Самина постепенно смиряется со знанием о том, что ей сделали женское обрезание в семь лет.
«Это очень ясное воспоминание, — говорит она. — Я помню, как подумала: зачем эта женщина приближается ко мне?»
Не было никакого обсуждения или объяснения того, что произошло. Самина говорит, что было не больно, но воспоминание заставляет ее чувствовать себя неловко, хотя она не может точно сказать почему.
В следующий раз, когда об этом зашла речь, ей было 15 или 16 лет и она обсуждала это с девочками из общины Дауди Бохра в школе. «Спроси у мамы», — сказали они. Самина так и сделала. Мать сказала ей, что это обычай их общины. Потом, подстегиваемая все более широким обсуждением хатны в общине, Самина начала изучать вопрос женского обрезания у Бохра. Поначалу было отрицание. Она вспоминает, как думала: «Как они могут делать это? Мы же образованные женщины».
Потом пришла злость. Она говорит, что многих Бохра заставляют верить, что ислам поддерживает эту процедуру, тогда как ни одна другая мусульманская община в Индии не практикует женское обрезание.
«Кто вы вообще такие, чтобы контролировать чью-то сексуальность? — говорит она. — Я была очень, очень зла».
Она повздорила с матерью и сказала ей, что никогда не сделает этого со своей дочерью. Обвинила мать в лицемерии. Но она больше злилась на общину, чем на мать.
Обе женщины говорят, что между ними очень близкие отношения. Они согласны, что обычай нужно отменить, но разнятся во мнениях, как это сделать. Билкис опасается, что немногие активисты, которые громко говорят об этом, лишь загонят эту традицию еще глубже в подполье. Но Самина не хочет медленных и тихих изменений, она хочет, чтобы религиозные лидеры выступили против этой процедуры.
«Оно не прекратится, если не говорить об этом. Нужно постоянно обсуждать это как нечто, чего нельзя делать. Это единственный способ справиться с ним».