Вернувшиеся из Афганистана

Фотограф Лайледж Сноу (Lalage Snow) сделал снимки и интервью с бойцами 1-го батальона Королевского шотландского полка перед их отправкой в Афганистан, после трех месяцев службы и после возвращения домой. На их лицах легко прочесть то, через что им пришлось пройти.

11 марта, Эдинбург: «Конечно, я буду скучать по своей семье, но кроме этого я буду очень скучать и по своим собакам. Они помогают мне избежать стрессов и вообще не сойти с ума. Будет недоставать телевизора. О худшем варианте стараюсь не думать».

19 июня, район 19, Над Али, после взрыва самодельной бомбы: «Большинство людей привыкает быть далеко от дома, но для меня это тяжело. Здесь ты выживаешь благодаря страху. Но если тебе суждено умереть,  то с этим ничего не поделать. Если бы тот главный на самом верху мог что-то сделать, солдаты бы не погибали. Все были бы живы. До сих пор больно слышать о том, что кого-то убили. Думаешь о том, что испытают его близкие. За что они умерли и чего мы здесь добиваемся? Теперь я не знаю, что ответить. Этот афганский солдат только что потерял обе ноги… не знаю…»

28 августа, Эдинбург, после эвакуации из-за травмы колена: «Мои ноги просто сдались. Я думаю, из-за веса на мне — что-то около 60 килограммов. Тело говорило мне, что надо прекратить, а я заставлял его двигаться. Я заставлял ноги идти, они умоляли остановиться. Когда бойцы возвращаются, в них полно адреналина и злости. Мне тоже пришлось пройти курсы по управлению гневом после Афганистана. Если на меня снова находит, я просто гуляю с собаками. Это лучше, чем быть в напряжении и набрасываться на людей. Первое, что я сделал после возвращения — после того, как обнял-поцеловал всех, за кем соскучился, — взял своих собак и пошел гулять с ними. Мы шли и шли, много миль, и я даже не задумывался о том, куда иду и на что наступаю».

6 марта, Эдинбург: «Я немного волнуюсь, но действительно хочу увидеть, как это. Это то, ради чего я пошел в армию, но даже не знаю, чего ожидать».

19 июня, район 19, Над Али, после взрыва самодельной бомбы: «Сегодня я впервые стал свидетелем подрыва на самодельной бомбе и потери человека. Сначала, когда надо унести пострадавшего в безопасное место, раздумывать некогда. Но потом начинаешь понимать, что произошло, думаешь, что можно было предотвратить это, что это была твоя вина, думаешь, как это переживают остальные. До этой операции с момента нашего приезда все было слишком спокойно, и я знал, что нам надо сохранять бдительность и осторожность».

10 октября, Эдинбург: «Мы занимали один район, и если продвигались вперед больше чем на двести-триста метров, попадали под огонь. В начале службы мы могли патрулировать несколько километров и никто нас не трогал. Думаю, наше присутствие там все же что-то меняет».

11 марта, Эдинбург: «Я попрощаюсь со своей семьей заранее, потому что ненавижу прощания. Буду скучать по ним. Но мне не страшно, наоборот не терпится. Когда я вступил в армию, мне было 15 — это все, чего я хотел, и теперь не могу дождаться, пока попаду туда».

20 июня, Кэмп Тумстон: «Это было ужасно. Когда мы добрались до безопасного места, я разрыдался. Все плакали. Не мог уснуть. Я думал о доме и смотрел на звезды. У меня после этого был небольшой отпуск, и меня мучили кошмары и воспоминания. Просыпался в холодном поту. Когда я вернулся и мы попали под огонь, и еще двоих увезли из-за ранений в конечности. Дерьмово было наблюдать подобное снова и снова. Мало приятного. Перед выездом на патрулирование, я молюсь и постоянно думаю о том, вернусь ли я целым или без ноги. И каждый раз мне страшно. И меня это бесит. До возвращения домой остается 84 дня.»

7 октября, Эдинбург: «Люди думают, что можно просто идти по жизни, но все не так просто. Тебя может сбить автобус, и на этом все закончится. Никогда не знаешь, что может случиться, особенно на войне. Ты можешь выехать на патрулирование и получить свое. Думаю, нам следует уйти, и пусть афганцы сами разбираются со своей проблемой. Мы и так потеряли уже много ребят. Многие возвращаются  без руки или ноги. Как они устроятся на работу на гражданке? Не вижу смысла во всем этом. Мы же не получим никакой выгоды в Афганистане. Это их проблема. Пусть разбираются сами».

9 марта, Эдинбург: «Я буду скучать по семье. Я уже был в Ираке, но в Афганистане не был. Не знаю, чего ожидать, но хочу поскорее попасть туда».

19 июня, Над Али, после взрыва самодельной бомбы: «У меня было странное чувство. Я услышал взрыв и услышал по радио, что ранен человек. Это было первое ранение, свидетелем которого я стал. Было довольно неприятно. Видел, как медик работает над его раной — у него не было ноги. Потом я сходил на место взрыва и нашел ботинок, плавающий в воде. Просто пустой ботинок».

10 октября, Эдинбург: «Утром, когда проснусь, и вечером перед сном. А там я молился постоянно, думая о семье и о доме. Иногда я молился прямо во время патрулирования. Мне было страшно. Особенно в бою, когда не знаешь, что может случиться. Я ожидал худшего. Сейчас я немного зол, иногда у меня резко поднимается температура, особенно если я долго сижу в помещении. Иногда я скучаю по ребятам. В первые несколько дней были проблемы со сном. Мне снились разные вещи, которые произошли в Афганистане. Иногда я просыпался по ночам от собственного крика».

Март, Эдинбург: «Честно говоря, я думаю, что это будет ужасно. Будет тяжелая работа и много потерь. Я боюсь не смерти, а потери ног. Это было бы даже хуже».

Июнь, патрульная база Паймон, Над-Али: «Сложно описать условия, насколько тут грязно. Когда звонишь своей девушке, она спрашивает, что с твоим голосом…, а ты устал, ты грязный, тебе хочется пить и ты не ел нормально уже несколько дней. Очень мало воды. Просто высыхаешь. На первом патруле мне было страшно, но я вспомнил тренировки и успокоился. Я не попадал в перестрелки, и надеюсь, что так будет продолжаться и дальше и я вернусь домой с целыми руками и ногами и полным комплектом пальцев на них».

Октябрь, Эдинбург: «Мы едем туда и пытаемся завоевать их сердца и изменить их умы…, но эти люди живут до 45 лет и умирают из-за бедности и недостатка лекарств. И они иначе относятся к жизни. Ребенок умер от болезни, а они выстрелили в его труп и принесли к лагерю военных — сказали, что он получил пулю во время перестрелки. И потребовали денег. Как можно изменить способ мышления таких людей?»

11 марта, Эдинбург: «Я боюсь не вернуться домой. У меня двое детей и скоро родится третий. Я люблю их и свою жену больше всего не свете. Не вернуться к ним и не увидеть их снова… что может быть хуже?»

10 июня, Над Али: «У многих парней Библии с собой — они знают, что разница между жизнью и смертью здесь измеряется парой секунд. Я дочитал до 27-й страницы. Никогда раньше не читал Библию. Это место раскрывает тебе глаза. Ты знаешь, что где-то солдата тяжело ранили, и думаешь о его семье. И читая библию ты как бы примиряешься с кем-то, с кем-то на небесах».

15 октября, Эдинбург. После травмы спины при взрыве самодельной бомбы: «Я всегда носил образ Святого Христофора вместе с жетонами. Кроме одного дня, когда я не смог их найти и надел запасные. И три часа спустя прогремел взрыв. Не знаю, как это описать. Это… как когда теряешь сознание, такое странное чувство. Я не слышал взрыва, меня просто  подбросило и перевернуло. Все было прекрасно, пока через десять минут не иссяк заряд адреналина. Мне в спину как будто воткнули что-то. Я упал на землю и скорчился от боли. Не хотел ехать домой, но у меня не было выбора. Без тени сомнения заявляю: до сих пор тяжело приспосабливаться. Я до сих пор оглядываюсь. Выхожу из дому за сигаретами и постоянно думаю об Афгане».

11 марта, Эдинбург: «Да, я с нетерпением жду этого, но больше собственной смерти боюсь потерять друзей. Боюсь потерь. Их будет очень много».

19 июня, Над Али, после взрыва самодельной бомбы: «Было очень страшно. Видишь взрыв и думаешь: кому досталось? Это было не самое приятное зрелище. Потом осознаешь, насколько реально все происходящее, и стараешься больше об этом не думать. Совсем не думать об этом. Это патрулирование было бессмысленным, афганский солдат лишился на нем ног. Ради чего?»

12 октября, Эдинбург: «Пытаешься объяснить, как это было, но люди не могут понять. Было мало еды, не хватало времени на сон. А после патруля ты просто умирал от жажды. И временами было довольно страшно. Когда впервые попадаешь в перестрелку это просто что-то вроде «ложись!». А потом понимаешь, что в тебя стреляли и ты мог погибнуть. Но тогда об этом не задумываешься, просто делаешь свое дело. Теперь я дома и меня расстраивают менее значительные вещи. Раньше меня ничто не пугало».

10 марта, Эдинбург: «Я не особо волнуюсь. Я солдат и это моя работа. Мы так долго тренировались, что будет хорошо наконец-то побывать в бою».

12 июня, патрульная база Паймон, Над Али: «До сих пор ничего особо не происходило, все тихо и мне немного скучно. Когда мы находимся на контрольном пункте у канала, нас всего десятеро. Еда чем-то воняет, и тебя тошнит от постоянных макарон и риса. Чего не хватает? Дома, женщин, выпивки. Все просто».

11 октября, Эдинбург, после ранения в ногу: «Мне оставалось всего 10 дней до отъезда. Я шел впереди патруля. Мы пересекали канаву, я обернулся, чтобы помочь шедшему за мной. Когда мы вышли из зарослей, кто-то открыл по нам огонь. Я почувствовал что-то теплое на своей ноге, мы все укрылись в канаве. Прибежали ребята с носилками, но канава была слишком узкая, и мне пришлось эвакуироваться собственными силами. Тогда я вообще не думал о происходящем, меня переполнял адреналин. В течение часа меня погрузили на вертолет и на следующий день я уже был в госпитале Селли Оук в Бирмингеме».

11 марта, Эдинбург: «Да, я боюсь самодельных бомб, но все равно не дождусь, когда мы улетим. Буду скучать по девушке и пицце».

11 июня, патрульная база Паймон, Над Али: «Все нормально, только очень жарко. Местные довольно дружелюбные, мы покупаем у них арбузы. Но когда я впервые попал под обстрел, я думал только о том, какого хрена я вообще здесь делаю и как я хочу убраться. В нарукавном кармане ношу Святого Христофора, и без него на патрулирование не выхожу».

6 октября, Эдинбург: «к звуку выстрелов быстро привыкаешь и больше не боишься. Однажды нас окружили со всех сторон и мы застряли на целые сутки. Люди метались вокруг. Даже не верится, что меня не было полгода, но здорово оказаться дома и увидеть облегчение на лице матери. Я стоял под душем не меньше получаса и радовался возможности носить обычную одежду. Это займет несколько недель, но я привыкну и все будет в норме».

9 марта, Эдинбург: «Хочу поскорее попасть туда. Это то, к чему нас готовили».

12 июня, патрульная база Зил, Над Али: »Важно быть уверенным, чтобы страху просто не оставалось места. Тренировка не предусматривает страх. Афганцы, с которыми мы работаем, довольно хорошие ребята, и приятно видеть, что они усваивают то, чему ты их учишь. Нам повезло с учениками, в отличие от некоторых других. Чего мне не хватает? Да всего хватает… Хотя нет: не хватает дождя и холодной воды».

14 октября, Эдинбург: «В бою некогда бояться или радоваться, нужно просто закончить его. За два с половиной месяца я потерял четверых ранеными. Впервые я лично не участвовал в патрулировании, и это дико. Чувствуешь ответственность, но не можешь поддержать людей. Просто сидишь у радиостанции. Бесполезный. Это хуже, чем быть под пулями. Потом мы попали в засаду. И именно тогда я думал, что для меня все кончено. Теперь, когда я вернулся, я стал намного спокойнее. Я видел худшее и видел то, чего не захочу больше видеть никогда. Такие ситуации помогают ценить жизнь и то, что у тебя есть, и не стоит волноваться о мелочах».

До: «Не страшно. Просто волнуюсь. Буду скучать по друзьям».

Во время: «Нам не хватает людей, но мы справляемся. По радио мы слышали переговоры талибов, которые хотели напасть на нас на патрульной базе. Их командир сказал, что это будет просто. Я постоянно думаю о противнике и различных вариантах развития событий. Вроде: что я буду делать если… Мне не страшно, местные адекватные, и на нас никто не нападал. Пока никто не стрелял в нас, мне не страшно. Я хочу испытать это, ведь это то, ради чего я здесь, а не ради пожимания рук местным.

11 марта, Эдинбург: «Да, мне страшно. Боюсь не вернутсья домой. Будет не хватать гулянок с друзьями».

10 июня, Над Али: «Проще, чем я думал, но очень жарко. Просто с ума сходишь. Нас должны были тренировать в какой-то жаркой стране, чтобы мы были готовы к такому. Здесь довольно спокойно, и патрулирование похоже на прогулку, но кто знает, что может случиться. Из-за того, что тихо, я думаю о доме, и скучаю по душу и чистой одежде».

6 октября, Эдинбург: «Гвардеец Уортон из полка Шотландских Гвардейцев. Никогда не забуду день, когда его ранили. Мы патрулировали, а повстанцы выследили нас и устроили засаду. Уортон не нашел укрытия, и ему попали в ногу. Вынести его и вызвать вертолет — это был просто кошмар, потому что мы находились в воде по горло. И теперь мы дома? Странно. Тихо. Мне становится скучно уже через 10 минут, если я сижу без дела. Я постоянно должен быть чем-то занят».

11 марта, Эдинбург: «Я не волнуюсь, ведь в конце концов это моя работа, но буду скучать по своей семье, по ковру и домашним тапочкам — знаю, звучит странно, но эти вещи многое меняют».

12 июня, патрульная база Паймон, Над Али: «У меня открылись глаза на многое, особенно после увиденного в Афганской национальной армии. Но теперь мы на базе Паймон и жизнь здесь однообразна. Скучаю по жене и детям. Скучаю по хождению по ковру. Мне не страшно. Последний раз мне было страшно в Северной Ирландии, а это было давно».

12 октября, Эдинбург: «Всегда есть страх, переживание: что случится, если я подорвусь? Когда это случилось, это была самая большая неожиданность и самый сильный страх в моей жизни. Я поехал в Афганистан, чтобы отдать долг солдатам, которые были там до меня. Почему я должен сидеть в тепле и уюте, если не выполнил свою часть работы? Но у меня как будто бы две жизни: в одной повсюду опасность и смерть, а в другой я смотрю из окна в Эдинбурге и вижу людей с розовыми волосами, настоящих гражданских. Другой мир. Я всегда был верующим и в последнее время много раз обращался к богу. Я благодарен за то, что кто-то заботится обо мне.

Смотрите также:
Татуировки американских морпехов в Афганистане,
Добро пожаловать домой история ветерана Скотта Острома